– Ирма! – покорно каркает ворон, изумляя Тэнзи до глубины души. И глаза, поблескивающие глаза словно втягивают ее в себя, как глаза древнего моряка из другого стихотворения, которое ей задали выучить, но она так и не выучила. – Ирма-Ирма-Ирма-Ирма…

– Прекрати! – не хочет она слушать галлюцинацию. Совершенно не хочет. Имя ее дочери срывается с клюва, словно вымаранное в грязи. Она хочет закрыть уши руками, но не может их поднять. Слишком тяжелые. Ее руки прилепились к плите и холодильнику (который дышит на ладан) в Колорадо-Спрингс. Она может только смотреть в эти черные глаза.

И ворон смотрит на нее, шевелит крыльями. Они трутся о тело с неприятным скрипом, и Тэнзи думает: «О, вещун! Молю – хоть слово! Птица ужаса ночного!»

В груди у нее холодеет.

– Что ты знаешь? Чего ты пришел?

– Знаю! – каркает Горг, клюв опускается и поднимается, опускается и поднимается. – Иди!

Он ей подмигивает? Святой Боже, он ей подмигивает?

– Кто ее убил? – шепчет Тэнзи Френо. – Кто убил мою девочку?

Глаза Горга не отрываются от нее, превращают в жука или булавку. Медленно, как во сне (но это действительно происходит, на каком-то уровне сознания она это знает), Тэнзи подходит к столу. Ворон наблюдает за ней, притягивает ее к себе. «Там, где ночь царит всегда, – думает она. – Там, где всегда царит гребаная ночь».

– Кто? Скажи мне, что ты знаешь?

Ворон смотрит на нее блестящими черными глазами. Клюв открывается и закрывается, показывая красное внутри.

– Тэнзи! – каркает Горг. – Подойди!

Пол уходит из-под ног, она падает на колени, до крови прикусывает язык. Алые капли пачкают футболку с буквами У и В на груди. Теперь ее лицо на одном уровне с головой Горга. Она видит, как одно крыло скользит вверх-вниз по бутылке, словно лаская ее. От Горга пахнет пылью и тысячами дохлых мух. Его глаза – черные иллюминаторы, смотрящие в другой мир. В ад, возможно. Или Шеол. Как кому нравится.

– Кто? – шепчет Тэнзи.

Горг вытягивает шею, пока клюв не достает до ее уха. Начинает шептать, и вскоре Тэнзи Френо уже кивает, жадно ловя его слова. Свет разума уходит из ее глаз. Когда он вернется? О, я думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос.

Никогда, не так ли?

Глава 16

Без четверти семь вечера. Френч-Лэндинг затянут туманом, но спокоен, хотя у многих его жителей нелегко на сердце. Спокойствие долго не продлится. Однажды начавшись, соскальзывание надолго не останавливается.

В «Центре Макстона» Шустрик не спешит уходить домой, и его решение продлить рабочий день не вызывает удивления, если учесть неспешный, а потому действительно возбуждающий минет, который делает ему Ребекка Вайлес, пока он, раздвинув ноги, сидит в кресле своего кабинета.

В актовом зале старики зачарованы Джулией Эндрюс в «Звуках музыки». Элис Уитерс плачет от радости: «Звуки музыки» – ее любимый фильм. «Поющие под дождем» – на втором месте, но фаворита этой картине не достать. Из пациентов «Макстона», способных передвигаться самостоятельно, нет только Берни. Тот крепко спит. Дух, который контролирует его, точнее, демон имеет виды на Френч-Лэндинг и в последние недели загонял старика в хвост и в гриву (Берни не жаловался, наоборот, помогал в меру своих сил).

На Норвэй-Вэлли-роуд Джек Сойер, сидящий за рулем «доджа», как раз сворачивает на подъездную дорожку к дому Генри Лайдена. В Норвэй-Вэлли туман не такой густой, но все равно фары пикапа окружены мерцающим ореолом. В этот вечер он рассчитывает продолжить чтение главы 7 («Дорожка призрака») «Холодного дома» и, возможно, дойти до конца главы 8 («Как покрывают множество грехов»). Но до Диккенса он обещал послушать песню, которую Висконсинская крыса намерен поставить на первую строку своего рейтинга, «Верни мне мою собаку» в исполнении «Слоббербоун».

– Каждые пять или около того лет рок-н-ролл рождает очередную великую песню, – сказал ему Генри по телефону, и Джек, конечно же, уловил в его голосе интонации Висконсинской крысы.

– Я тебе верю, – покорно соглашается Джек. По его разумению, великая рок-н-ролльная песня – «Уклончивая Сью» в исполнении Дион.

В доме 16 по Робин-Руд-лейн (аккуратном, уютном домике) Фред Маршалл, надев зеленые резиновые перчатки, моет пол. Бейсболка Тайлера по-прежнему у него на голове. Он плачет.

В трейлерном парке «Холидей» ворон Горг заливает ядом уши Тэнзи Френо.

В крепком кирпичном доме на Герман-стрит Дейл Гилбертсон, который живет в нем вместе с прекрасной женой Сарой и не менее прекрасным сыном Дэвидом, готовится к отъезду в полицейский участок. Движения его чуть замедленны: две порции тушеной курицы и большой кусок пирога на десерт делают свое дело. Телефонный звонок его в принципе не удивляет. Предчувствие-то у него было. Звонит Дебби Андерсон, и уже первого слова достаточно, чтобы он понял: что-то случилось.

Он слушает, кивает, иногда задает вопросы. Жена стоит в дверях, наблюдает за ним тревожным взглядом. Дейл наклоняется, что-то пишет в блокноте, который лежит рядом с телефонным аппаратом. Сара подходит, читает имена и фамилии: Энди Райлсбек и М. Файн.

– Райлсбек на линии? – спрашивает он.

– Да, на второй…

– Соедини меня с ним.

– Дейл, я не знаю, как это делается. – По голосу чувствуется, что Дебби (а для нее это нехарактерно) стыдно. Дейл на мгновение закрывает глаза, напоминает себе, что это обычно не ее работа.

– Эрни еще не пришел?

– Нет.

– Кто в участке?

– Бобби Дюлак… Я думаю, Дит в душевой…

– Давай Бобби, – говорит Дейл и облегченно вздыхает, когда Бобби без труда соединяет его с Энди Райлсбеком, который находится в кабинете Морти Файна. Оба уже побывали в номере 314, и одного взгляда на поляроидные фотографии, разбросанные по полу стенного шкафа Джорджа Поттера, хватило Морти с лихвой. Он так же бледен, как Энди. Может, даже бледнее.

На стоянке у полицейского участка встречаются Эрни Терье и Реджинальд «Док» Амберсон. Док только что прибыл на старом (но сохраняемом в идеальном состоянии) «харлее-толстяке». В густом тумане они приветствуют друг друга. Эрни Терье – еще один коп, в определенном смысле, но расслабьтесь, он – последний, с кем вам предстоит познакомиться на страницах этого романа (есть еще агент ФБР, но о нем речь сейчас не идет. Во-первых, он в Мэдисоне, во-вторых – дурак).

Эрни – подтянутый мужчина шестидесяти пяти лет, ушедший на пенсию двенадцать лет назад, но по-прежнему может дать сто очков форы Арнольду Храбовски. Прибавку к пенсии он зарабатывает ночными дежурствами в ПУФЛ (со сном у него все равно проблемы: достают боли в простате) и охраной местного отделения Первого висконсинского банка по пятницам.

Док на все сто процентов выглядит Ангелом ада, с черной, тронутой сединой бородой, которую иной раз заплетает в косички и украшает лентами на манер пирата Эдуарда Тича. На жизнь он зарабатывает в «Кингслендской пивоваренной компании», и мужчины прекрасно ладят. Прежде всего признают высокий интеллект друг друга. Эрни не знает, действительно ли Док – доктор, но такое возможно. Может, когда-то он действительно работал в больнице.

– Есть перемены? – спрашивает Док.

– Насколько мне известно, нет, друг мой, – отвечает Эрни. Один из Пятерки приезжает каждый вечер, по очереди, чтобы быть в курсе событий. Сегодня вахта Дока.

– Не возражаешь, если я войду с тобой?

– Отнюдь. При условии, что ты будешь соблюдать правило.

Док кивает. Кое-кого из остальных правило выводит из себя (особенно Сонни, но его много чего выводит из себя), но Док правилу подчиняется: одна чашка кофе или пять минут, в зависимости от того, что первым закончится, и за дверь. Эрни, навидавшийся Ангелов ада в семидесятых, когда служил копом в Финиксе, ценит долготерпение Нюхача Сен-Пьера и его команды. Разумеется, они не «Ангелы ада», или «Язычники», или «Монстры на байках», ничего такого нет и в помине. Эрни не может точно определить, кто они, но знает, что они полностью подчиняются Нюхачу, и еще подозревает, что терпение последнего иссякает. Подозревает, потому что даже его собственное терпение – на пределе.