– Даже слепой видит, что Джек ее разубедил, – кивает Генри.

– И вовремя, – добавляет Бобби. – Подъезжает фургон Пятого канала и еще один, с оранжевой спутниковой антенной… думаю, «Фокс-Милуоки»… и…

«Выведите его! – раздается голос из толпы. Негодующий, возмущенный голос. – Отдайте нам убийцу! Отдайте нам Рыбака!»

– О не-е-е-т! – стонет Бобби вновь с интонациями Джорджа Рэтбана, сообщающего своей утренней аудитории, что еще одна попытка «Пивоваров» отпраздновать победу провалилась. – Только не теперь, не при телевизионщиках! Это…

«Выведите Рыбака!»

Генри уже знает, кто кричит. Даже через два слоя армированного стекла невозможно ошибиться. Этот пронзительный голос может принадлежать только одному человеку.

Уэнделл Грин прекрасно знает, в чем заключается его работа. Не надо думать, что не знает. Его работа – сообщать новости, анализировать новости, иногда фотографировать новости. А вот создавать новости – не его работа. Но в этот вечер он ничего не может с собой поделать. Второй раз за последние двенадцать часов ему в руки плывет сенсация, которая может прославить его во веки веков, и второй раз в последнюю секунду ее вырывают у него из рук.

– Выведите его! – вопит Уэнделл. Сила собственного голоса поначалу удивляет его, потом вдохновляет. – Отдайте нам убийцу! Отдайте нам Рыбака!

Ему вторят другие голоса. Он снова разогрел толпу!

Уэнделл выступает вперед, расправляет плечи, щеки его пылают, уверенность в собственных силах нарастает. Краем глаза он замечает медленно приближающийся сквозь толпу фургон Пятого канала. Скоро ярко вспыхнут, разгоняя туман, юпитеры. Скоро на него нацелятся объективы видеокамер. И что? Если женщина в заляпанной кровью футболке струсила идти до конца, чтобы отомстить за своего ребенка, он, Уэнделл Грин, сделает это за нее. Уэнделл Грин покажет всем пример гражданской ответственности! Уэнделл Грин, народный вожак!

Он поведет их за собой. Он… Яркие звезды вспыхивают перед глазами Уэнделла Грина. И тут же гаснут. Вместе со всеми уличными фонарями и окнами.

– АРНИ УДАРИЛ ЕГО РУЧНЫМ ФОНАРИКОМ! – кричит Бобби.

Он сгребает слепого дядю Дейла в охапку и кружит по дежурной части. Густой аромат «Аква велвы» окутывает Генри, и он знает, что Бобби собирается расцеловать его в обе щеки, на французский манер, еще за секунду до того, как Бобби его целует. А когда Бобби возобновляет свой репортаж, то голосом он полностью имитирует интонации Джорджа Рэтбана в тех редких случаях, когда местным спортивным командам удается прыгнуть выше головы и взять верх над куда более сильными соперниками.

– Можете вы в это поверить, Бешеный Мадьяр ударил его ручным фонариком и… ГРИН ПАДАЕТ! ГРЕБАНЫЙ МАДЬЯР СШИБ С НОГ ВСЕМИ ЛЮБИМОГО ГОВНЮКА РЕПОРТЕРА! ОТЛИЧНО, ХРАБОВСКИ!

Вокруг копы хлопают в ладоши и радостно вопят. Дебби Андерсон запевает: «Мы – чемпионы», – другие голоса тут же присоединяются к ней.

«Странные дни наступили во Френч-Лэндинге», – думает Генри. Он стоит, засунув руки в карманы, улыбается, прислушивается к царящему вокруг бедламу. Улыбка не натянутая – он счастлив. Но на сердце тревожно. Он боится за Джека.

Вернее, боится за всех.

– Отличная работа, парень, – хвалит Нюхач Джека. – Как ты их уел.

– Спасибо, – кивает Джек.

– Я не собираюсь опять спрашивать, тот ли это человек. Раз ты сказал «нет», значит – нет. Но если мы сможем что-то сделать, чтобы помочь тебе поймать того, кто нам нужен, только позови нас.

Остальные члены Громобойной пятерки что-то согласно бурчат. Кайзер Билл дружески хлопает Джека по плечу. Скорее всего оставляя отметину-синяк.

– Спасибо, – повторяет Джек.

Дверь открывается до того, как он успевает постучать. Дейл крепко обнимает его. Джек чувствует, как часто бьется сердце Дейла.

– Ты спас мою задницу, – шепчет Дейл на ухо Джеку. – Все, что я могу для тебя…

– Можешь, – говорит Джек, заталкивая Дейла в дверь. – Я видел за фургонами телевизионщиков еще одну патрульную машину. Точно не уверен, но вроде бы синюю.

– О, – вырывается у Дейла.

– Ты прав. Мне нужно двадцать минут, чтобы поговорить с Поттером. Возможно, нам это ничего не даст, а может, позволит получить очень важную информацию. Ты сможешь не подпускать к Поттеру Брауна и Блэка двадцать минут?

Дейл мрачно улыбается:

– Считай, у тебя полчаса. Как минимум.

– Отлично. И пленка с записью разговора с Рыбаком по линии 911. Она у тебя?

– Вместе с остальными материалами мы передали ее Брауну и Блэку. Патрульный УПВ забрал все во второй половине дня.

– Дейл, нет!

– Не волнуйся, дружище. Копия в моем столе.

Джек хлопает его по плечу:

– Не надо меня так пугать.

– Извини, – отвечает Дейл, думая: «Видя, как ты выходил к толпе, я никогда не поверю, что тебя можно чем-то напугать».

Поднимаясь по лестнице, Джек вспоминает слова Спиди о том, что оставленным в ванной он сможет воспользоваться дважды… но цветы он отдал Тэнзи Френо. Черт. Потом он складывает ладони лодочкой, подносит к носу, вдыхает и улыбается.

Может, все-таки сможет воспользоваться дважды.

Глава 17

Джордж Поттер сидит на койке в третьей от двери камере, которые выстроились вдоль пропахшего мочой и дезинфицирующими средствами коридора. Смотрит на забранное решеткой окно, которое выходит на автостоянку, где только что бурлила толпа, да и теперь полно людей. На звук приближающихся шагов Джека он не оборачивается.

По пути к камере Джек проходит две таблички. На одной надпись: «ОДИН ЗВОНОК ОЗНАЧАЕТ ОДИН ЗВОНОК». На второй «УТРЕННЯЯ ПОВЕРКА В СЕМЬ ЧАСОВ, ВЕЧЕРНЯЯ – В ВОСЕМЬ». Под табличками – запылившийся фонтанчик с питьевой водой и древний огнетушитель, над которым какой-то остряк повесил бирку с надписью: «ВЕСЕЛЯЩИЙ ГАЗ».

Джек добирается до нужной ему камеры и ключом от дома стучит по решетке. Поттер наконец-то отворачивается от окна. Джек, все еще сохраняя гипертрофированную остроту чувств, дарованную «прилипшим» к ладоням ароматом цветов из Долин, с одного взгляда узнает всю правду о сидящем перед ним человеке. Она читается в запавших глазах и темных мешках под ними, провалившихся щеках, вздувшихся на висках венах, заострившемся носе.

– Привет, мистер Поттер, – здоровается он. – Я хочу поговорить с вами, но нам надо спешить.

– Они приходили за мной, – отмечает Поттер.

– Да.

– Может, вам следовало выдать меня им. Еще три-четыре месяца, и я все равно выйду из игры.

В нагрудном кармане рубашки Джека лежит магнитный ключ-карточка, который ему дал Дейл, и Джек открывает им замок. Тут же начинает трезвонить звонок. Как только Джек вынимает карточку из щели, трезвон прекращается. Джек знает, что в дежурной части над табличкой с надписью «КПЗ № 3» сейчас горит янтарная лампочка.

Он входит в камеру, садится на койку. Связку ключей он убрал в карман, чтобы металлический запах не забивал аромата лилий.

– Где он у вас угнездился?

Не спрашивая, откуда Джек узнал об этом, Поттер поднимает руку, кисть большая, плотницкая, и касается живота.

– Началось с желудка. Пять лет назад. Я принимал таблетки и делал уколы, как послушный мальчик. В Ла Ривьере. Но эта гадость… она расползается повсюду. Забирается в самые дальние уголки. Однажды я проблевался в собственной кровати, даже не зная об этом. Проснулся утром с блевотиной, подсыхающей на груди. Ты что-нибудь об этом знаешь, сынок?

– У моей матери был рак, – отвечает Джек. – Тогда мне было двенадцать. Потом она выздоровела.

– Прожила еще пять лет?

– Больше.

– Ей повезло, – вздыхает Поттер. – Но потом она умерла?

Джек кивает.

Кивает и Поттер. Они еще не друзья, но дело идет к этому. Таков уж подход Джека. Как прежде, так и теперь.

– Это дерьмо проникает внутрь и выжидает. По-моему, полностью избавиться от него невозможно. Во всяком случае, уколы бесполезны. Таблетки тоже. Кроме болеутоляющих. Я приехал сюда умирать.